Читатель тоже прошёл по пьесе – путём, которым его вёл автор, в определённой последовательности изображавший ход событий и поступки героев. Впечатления и суждения читателя, таким образом, были запрограммированы автором.
Что же понимает читатель, наблюдая события, происходящие с Арбениным до самого финала и включая финал?
Что Арбенин действительно избрал такой же способ действий, каким вершили все свои дела остальные окружающие его люди. Они действовали тайно, исподтишка, лицемерно. И он идёт на подобные действия… Так что же тогда отделяет его от Шприха, Казарина и прочих жизненных «игроков»? А ничего… Они тоже убийцы – убийцы всего чистого, доброго, святого. Только мелкие… Его же фигура приобретает другой масштаб, ибо он становится и над ними… Они мелки, он же направил себя в сверхчеловеки…
А вот из числа порядочных (и в этом смысле благородных) людей это его неминуемо и безвозвратно уводит. И баронесса с князем Звездичем оказываются куда порядочней его… Он претендовал на титул защитника чести, а честь и совестливость воскресают в них… И это неожиданное возрождение запятнанных подлостью людей говорит – кричит, вопит! – о невозможности представителю людского племени присваивать себе звание сверхчеловека с правами активного действия по наказанию зла. Ошибка самозваного сверхчеловека в определении сущности своего подсудного объекта неизбежно и необратимо обернётся трагедией… Только так может воспринять читатель авторскую логику пьесы и развертывания образов-персонажей, хотя напрямую «мораль» не высказывается Лермонтовым.
Итак, арбенинская логика отнюдь не тождественна с авторской. Более того, Лермонтов избирает для проведения своей мысли, своей логики способ «от противного» – через показ неприемлемого. И Нисколько не навязывает свою мысль читателю, а целенаправленно ведёт читателя к ней через построение сюжета. Он только позволяет себе психологические мотивировки поступков героев – опять же, умело чередуя раскрытие образов в сюжете и самораскрытие их в диалогах и монологах персонажей…
Так удивительно сочетаются в драме «Маскарад» черты романтизма и реализма в изображении общества и человека.
Оправдывает ли Лермонтов своего героя?
А вы оправдываете его? Особенно – прочитав сцены диалога с отравленной Ниной, когда он не только хладнокровно наблюдает за её мучениями, но ещё и наставляет её, и иронизирует?
Мы видим снижение образа Арбенина на протяжении всего сюжетного действия пьесы. Путь снижения, – в частности, через показ арбенинской ошибки в оценке Звездича и баронессы и в переходе Арбенина с пути благородных поступков на путь гордыни, на путь расширения им для себя моральных рамок под предлогом своего права на отмщение за урон своей чести и согласия с принципом «все средства хороши».
Безусловно, в «Маскараде» дано разоблачение высшего светского общества. Но здесь налицо и разоблачение личности, вообразившей себя сверхчеловеком, уверовавшей в свою непогрешимость и своё право вершить судьбы других людей. И одновременно – налицо восприятие таковых процессов с личностью как трагедии для окружающих и для самой этой личности…
Так что пьесу вкупе с её главным персонажем закономерно можно воспринять и как предупреждение о необратимости претензий на «суперменство», с чьей бы стороны они ни исходили.
Мы убедились, что «Маскарад» писал уже не «правоверный» романтик, а интуитивный реалист, психолог, умудрённый жизнью, наблюдениями и раздумьями молодой гений[1]. Всего через два-три года он закончит роман «Герой нашего времени», вызывающе озаглавив его как бы в споре с устоявшимися представлениями и канонами литературы романтизма, героизирующей байронического или демонического персонажа, и предназначив свой роман в качестве «горького лекарства» для прозрения современного ему высшего общества. Кстати, это заодно и ответ на вопрос, оправдывает ли Лермонтов в «Маскараде» своего героя. В романе «Герой нашего времени» во весь рост предстанет перед читателем фигура человека, слишком далеко зашедшего по пути «самодемонизации» и одновременно, так сказать, «социальной игры». Печорин идёт по жизни холодным «игроком», оставляя позади разрушенные человеческие судьбы.
Мы убедились, что реалист и психолог формируются в Лермонтове уже в период его работы над драмой «Маскарад». Лермонтову уже не хватает ни стилевого набора поэтики романтизма, ни подходов романтической литературы к оценке жизни и человека, ни современного ему восприятия литературы только в качестве развлекающей общество «изящной словесности». Он ясно осознаёт, что литература способна нести на себе гораздо больший груз, чем тот, который до сих пор возлагался на неё. Он видит в ней средство активизации умов и сердец читателей… Постепенно, но неуклонно у него формируется и соответствующая новому назначению литературы поэтика. Важнейшей составляющей её становится психологизм.
Г. Я. Зленько (Лина Яковлева)
© Copyright: Лина Яковлева, 17 февраля 2023
Регистрационный номер № 000301262
