Циклы Кондратьева. Человечество Стоит на Пороге Глобальных Конфликтов, Мировых Войн и Революций. Ч. 19

ЮжноАмериканский Регион. Куба. Выводы по Америке
 
Аргентина и Все-Все-Все
 
В прошлой главе уже упоминалось о том, что земли бывшего испанского вице-королевства Рио-да-ла-Плата – в первую очередь, аргентинские провинции – практически весь 19 век провели в гражданских и междоусобных конфликтах. Пластаться они между собой начали еще при Наполеоне во время Войны за Независимость и продолжали это делать даже после обретения суверенитета. Судя по всему, яблоком раздора была позиция Буэнос-Айреса, который из-за своего географического положения и развитой инфраструктуры претендовал на главенствующую роль в регионе. Город являлся крупным международным портом, который обеспечивал внешнеторговые связи с другими странами – и поэтому его управляющая элита считала, что ей принадлежит основное право взимания пошлин и распределения поступающей валюты. Также здесь находились представительства иностранных государств. В соответствии с этими интересами в Буэнос-Айресе образовалась партия унитаристов, которые отстаивали идеи сильной центральной власти и принципы свободной торговли (поскольку она им была выгодна). Однако в Аргентине существовали провинции, которые выступали с протекционистских позиций,  они пытались защитить собственное производство, ограничить импорт иностранных товаров, и в то же время требовали более равномерного и справедливого распределения доходов от таможенных сборов – это была партия федералистов. Ее лидеры мобилизовали в свою поддержку местных гаучо – полукочевых пастухов и перегонщиков скота (аналог североамериканских ковбоев). Впрочем, различия между унитаристами и федералистами лежали не только в экономической плоскости. Унитаристы считали себя либералами и выступали за свободу слова, они в основном были городскими жителями. Федералистов же в первую очередь представляли крупные землевладельцы – эти люди имели консервативные взгляды и придерживались старых авторитарных традиций, с помощью которых они правили в своих владениях, словно феодальные князья. Борьба двух партий сопровождалась как боевыми действиями между провинциями, так и внутренними вооруженными конфликтами, в том числе восстаниями и мятежами. К середине 19 столетия в этом скучном и монотонном процессе, кажется, наметилось что-то интересное.
 
Гражданские войны в Аргентине были неразрывно связаны с деятельностью такого человека как Хуан Мануэль де Росас. Личность во всех отношениях  неоднозначная. Формально он захватил власть в Буэнос-Айресе как представитель федералистов. Однако убежденным федералистом он, судя по всему, не являлся. Будучи уроженцем провинции Буэнорм-Айрес, он отстаивал в первую очередь интересы своей родной земли и преследовал свои собственные корыстные цели. Поначалу он воевал на стороне унитаристов. Но в какой-то момент унитаристы решили пойти на мировое соглашение со своими противниками, выразив готовность поделиться с другими провинциями теми средствами, которые Буэнос-Айрес получал от таможенных сборов. Росас уже тогда был крупным землевладельцем в провинции Буэнос-Айрес – местным каудильо, сконцентрировавшим в своих руках большие ресурсы и обладавшим частной армией, состоящей из гаучо. Похоже, он не особенно вникал во всякие там политические дискурсы, однако увидел угрозу своим интересам в намерении унитаристов заключить с федералистами компромисс. Поэтому решил взять процесс в свои руки. В 1827 г. он возглавил восстание федералистов и захватил столицу Аргентины. Губернатором Буэнос-Айреса стал некто Мануэль Доррего. Но в 1828 г. лидер унитаристов Хуан Гало де Лавалье устроил восстание и перезахватил власть в столице Аргентины, после чего запустил террор против федералистов. Однако уже в 1829 г. Росас собрал войска и разбил отряды Лавалье. После этого сам Росас был выбран губернатором Буэнос-Айреса. Судя по всему, Росас оказался компромиссной фигурой, сумевшей временно прекратить разрастающуюся анархию. Правил он авторитарно. Но на тот момент времени полноценным диктатором еще не стал. В 1832 г. его полномочия закончились, он с неохотой передал власть новому губернатору и ускакал в пампы завоевывать индейские территории.
 
Однако в 1833 г. его сторонники при поддержке его жены подняли в Буэнос-Айресе восстание и вернули его в кресло губернатора. Конечно, они провели выборы. Но все же понимают, как в Латинской Америке выборы проводятся. Примерно как в России. Еще во время своего первого срока Росас умудрился создать бюрократическую систему, которая фактически подчинялась ему. На местах сидели его судьи, которые могли сфабриковать любой результат голосования. В итоге его новый срок был одобрен 146% населения провинции. После этого Росас провел репрессии и устранил всякую оппозицию. Вскоре он приобрел фактически неограниченную власть. Однако это было отражением не только его собственного характера и личных амбиций. Росас, прежде всего, являлся крупным землевладельцем, и он вел политику, благоприятную для развития его поместья. Соответственно, вокруг него группировались такие же крупные землевладельцы, интересы которых и совпадали с его интересами.
 
В конечном счете, Росас превратился в диктатора. Он создал в Буэнос-Айресе тоталитарный режим и сформировал культ собственной личности, при котором исключались какие-либо дебаты. Устанавливались правила ношения одежды, всем предписывалось иметь в своем гардеробе предметы красного цвета. С его подачи получил широкое распространение лозунг “Федерация или смерть!”. А для физической расправы с оппозицией использовались террористические отряды под названием Масорка, которые много переняли от испанской Инквизиции. Они убивали не только унитаристов, но вообще любых противников Рососа – в том числе и федералистов. Доносы, внесудебные расправы, казни и пытки стали привычным явлением. В провинции царила атмосфера постоянного страха. При всем при этом экономическое положение простых людей и низших слоев общества не особенно-то улучшилось. Административные должности раздавались близким соратникам, а земельные участки на захваченных индейских территориях – военным офицерам. Активизировалась и работорговля.
 
Росас был диктатором Аргентинской Конфедерации на протяжении почти 20 лет, с перерывом на 2 года (вновь вступил в должность в 1835 г.). Все это время в стране, в общем-то, продолжались гражданские конфликты. Просто они имели разный характер и меняющуюся интенсивность. Федералисты, придя к власти, воевали уже между собой. И поэтому многие смотрели на Росаса, как на человека, способного прекратить междоусобицу. А он, пользуясь таким положением дел, активно занимался укреплением собственной власти. Складывается впечатление, что именно власть и была основной целью Росаса. Идеологическая же подоплека его не сильно интересовала. Провозглашая федерализм на словах, он фактически продолжал вести политику усиления Буэнос-Айреса, держа под контролем распределение доходов от таможенных пошлин. Свою позицию он оправдывал тем, что столице приходилось выплачивать долги иностранным кредиторам. В общем, федерализм Росаса остается дискуссионным.
 
Во время своего правления диктатор постоянно сталкивался с различными восстаниями. Долгое время ему удавалось их подавлять, сохраняя собственные доминирующие позиции. Но где-то к 1840-ым годам – к началу повышательной фазы нового Цикла – возрастает общее напряжение. Восстания становятся более мощными. И, кроме того, Росас вовлекается в конфликты соседних государств. А также у него осложняются отношения с Западом. Это в итоге и подорвало его власть.
 
В 1838 г. французский король Луи-Филипп I по прозвищу “Груша” неожиданно выставляет Росасу требования: Парижу должны быть предоставлены такие же привилегии в торговле, как и Лондону. Прифигев от подобной наглости, Росас отвечает отказом. Тогда Луи-Филипп начинает блокаду портов Буэнос-Айреса, что наносит большой урон аргентинской экономике. В нелояльных провинциях постепенно растет недовольство. Диктатор пытается бороться с этим недовольством репрессиями (очень умно). В это время Аргентина и так находилась в состоянии войны с Боливийско-Перуанской Конфедерацией. Вообще-то, основное рубилово происходило между этой самой Конфедерацией и Чили. А Росас решил вмешаться, потому что президент Боливии укрывал недобитых унитаристов, и, кроме прочего, имелись территориальные разногласия. В конце концов, Чили умудрилась разбить Боливийско-Перуанскую Конфедерацию, да так удачно, что Боливия и Перу схлестнулись уже между собой. Весело они там жили, не правда ли? В общем, военные приготовления в Аргентине только усилили еще больше недовольство мятежных провинций. Но это было лишь начало.
 
В 1839 г. разгорелась гражданская война в Уругвае, которая имела большое значение. Кромсались между собой две партии: право-консервативная Бланкос (белые), отстаивающая интересы крупных землевладельцев, под предводительством Мануэля Орибе, выступавшая за протекционизм – и лево-либеральная Колорадо (красные), которую возглавлял Фруктуосо Ривера, защищала идеи свободной торговли. Противостояние было прям концептуальное, между деревней и городом, между провинциальными помещиками и столичными бизнесменами. Впрочем, оно также было обусловлено и личной неприязнью двух лидеров, которые еще со времен бразильского вторжения 1816-20 гг. поддерживали разные стороны. Орибе тогда ушел со своими людьми в Буэнос-Айрес. А Ривера стал сотрудничать с португальской администрацией. Во время борьбы Бразилии за независимость от Лиссабона Орибе вернулся в Уругвай и влился в ряды роялистов. Тогда как Ривера оказался сторонником освободительного движения. Поскольку роялисты потерпели поражение, то Орибе опять вынужден был слинять в Буэнос-Айрес. Видимо, во время своих перебежек в аргентинскую столицу он и познакомился с Мануэлем Росасом, который позже стал оказывать ему всяческую поддержку.
 
После обретения Уругваем независимости его первым президентом в 1830 г. был выбран Фруктуосо Ривера. Но дела в молодой республике шли, мягко говоря, не очень. Несколько раз те или иные силы поднимали восстания, которые Ривера вынужден был подавлять. Орибе, впрочем, в этих восстаниях не участвовал. Однако он принадлежал к оппозиционной группировке. И на новых выборах (1834-1835 гг.) Ривера сделал “ход конем” – назначил его правительственным кандидатом, а сам принял командование армией, тем самым сконцентрировав в своих руках огромную власть, хотя формально и оставил пост президента. Вскоре между двумя политиками произошел конфликт. Когда в Бразилии начались мятежи и там образовались сепаратистские республики – Ривера приютил одного из инсургентов. Орибе, как новый президент, решил, что это осложнит отношения с Рио-де-Жанейро. Поэтому он снял Риверу с должности главнокомандующего и назначил вместо него своего брата. Тот обиделся и поднял восстание. Но пока еще не слишком удачное. Ему пришлось бежать в Бразилию. А вот в Бразилии, отказавшись от поддержки сепаратистов, Ривера уже заручился помощью Рио-де-Жанейро. Вскоре он вторгся в Уругвай и теперь уже вполне удачно сверг Орибе. Ну, а тот, конечно же, опять сбежал в Буэнос-Айрес к своему любимому Росасу.
 
Росас считал Орибе законным президентом. Хотя, судя по всему, он просто хотел использовать его для того, чтобы самому захапать Уругвай. Но, так или иначе, аргентинский диктатор стал предпринимать попытки вернуть Орибе на должность. В знак благодарности Орибе помогал Росасу бороться с унитаристами. Ривера же в свою очередь поддерживал мятежные аргентинские провинции, восстающие против Буэнос-Айреса. В итоге гражданская война в Уругвае влилась в гражданскую войну в Аргентине. И все у них там перемешалось.
 
В 1839-40 гг. нелояльные провинции – Корриентос, Ла-Риоха, Кордоба, Катамарка, Сальта, Тукуман, Кордоба и Жужуй – подбодренные французской блокадой и оснащенные французским оружием, сформировали Северную Коалицию и выступили против Росаса. Фактически в это же время и началась гражданская война в Уругвае, которая также потребовала ресурсов. Ситуация для тирана сложилась весьма непростая. Но в 1840 г. французы под давлением англичан морскую блокаду с Буэнос-Айреса сняли. А мятежи в провинциях в ходе военных действий были подавлены, их лидеры казнены. Ко всему прочему в 1842 г. в достаточно крупном сражении при Арройо Гранде войска Фруктуосы Риверы потерпели сокрушительное поражение. Фактически весь Уругвай за исключением столицы перешел под контроль Орибы, который занялся террором.
 
Росас вздохнул с облегчением. Однако легкость бытия продлилась недолго. Остатки колорадос стянули свои силы в Монтевидео и там принялись выстраивать оборону. Орибе с Росасом взяли город в осаду. Казалось бы – вот захватить столицу и война будет окончена полной победой. Но осада уругвайской столицы ударила по торговым интересам англичан. И в 1845 г. уже они на радость Луи-Филиппу I послали свой флот для блокирования Буэнос-Айреса, а также деблокирования Монтевидео. Росас в ответ заблокировал реки Уругвай и Парана, которые имели ключевое значение для коммерции. Тогда англичане совместно с французами начали военную операцию, чтобы обеспечить торговым судам свободный проход.
 
Сразу вслед за этим в 1848-49 гг. в Аргентине вспыхнули новые восстания.  Провинции одна за другой погружались в хаос. Кресло под тираном зашаталось не на шутку. И на фоне действий Западных держав ситуация выглядела критической. Росас все больше уединялся в своей резиденции в Палермо. Он теперь не доверял никому, кроме дочери Мануэлы и уполномоченных секретарей. Впрочем, мятежи и на этот раз удалось подавить. А что касается военной операции англо-французского флота по деблокированию рек – то в целом она, конечно, была успешна. Но англичане понесли довольно большие потери, и в итоге решили, что овчинка не стоит выделки. Нормальная навигация по Уругваю и Паране все равно была невозможна, так как артиллерия Росаса постоянно обстреливала суда с берега. В итоге в 1849 г. Лондон полностью прекратил блокаду Буэнос-Айреса. Раздосадованные французы вынуждены были уйти из региона в следующем году.
 
Росас опять вздохнул с облегчением. Казалось, что уж теперь-то точно все неприятности остались позади. Но и в этот раз Вселенная его обманула. Глядя на то, как Росас и Орибе осаждают Монтевидео, в игру решил вступить бразильский император Педру II. И для этого были причины. Что Рио-де-Жанейро, что Буэнос-Айрес сильно переживали по поводу потери Уругвая и обретения им независимости в 1828 г. Поэтому при любой возможности они пытались вернуть его обратно под свой протекторат. Росас вообще хотел властвовать над всей территорией бывшего вице-королевства Рио-де-ла-Плата. И в соответствии со своими хотелками он финансировал в Бразилии различные восстания – чтобы при удачном стечении обстоятельств чего-нибудь себе отжать. Но Уругвай все-таки представлял особый интерес – его вхождение в состав Аргентины обернулось бы для Бразилии кошмаром, ведь в этом случае Буэнос-Айрес получил бы полный контроль над эстуарием Ла-Плата, который образовывался слиянием рек Уругвай и Парана. В общем, элите в Рио-де-Жанейро было из-за чего беспокоиться. Тем более что Орибе, захватив основную часть Уругвая, занялся активным грабежом. И периодически его люди захаживали на бразильские земли, чем немало огорчали местных фермеров. Это был прекрасный повод начать боевые действия. Однако люди Педру II вели себя осторожно. Они не стали напрямую объявлять войну Буэнос-Айресу. Вместо этого они тайно помогали находящемуся на осадном положении Монтевидео и одновременно стремились заручиться дипломатической поддержкой соседних стран. Лишь в марте 1851 г. Рио-де-Жанейро официально признал свою помощь колорадос.
 
Но это была не единственная прекрасная новость. Старый соратник Росаса – Хусто Хосе де Уркиса, губернатор провинции Энтре-Риос – объявил о  выходе из-под власти Буэнос-Айреса в мае того же 1851-го. Поводом для восстания послужило то, что Росас слишком сильно увлекся осадой Монтевидео и заблокировал торговлю города с Энтре-Риос. А это уже напрямую ударило по интересам Уркисы, ведь его родная провинция граничила с Уругваем через одноименную реку. Долгосрочной причиной могло стать и желание Уркисы побороться за кресло столичного губернатора. Ну, а публично он заявил, что Росас узурпировал власть и намеренно затягивает с принятием Конституции, что тоже, в общем-то, было верно. К Уркисе присоединился губернатор и другой соседней провинции – Корриентос, которая, откровенно говоря, лояльностью никогда не отличалась.
 
В общем, Росас теперь вынужден был не только схлестнуться с самой крупной латиноамериканской страной (которая, несмотря на все мятежи, находилась в несколько более стабильном состоянии, чем Аргентина) – но и подавить новые восстания в собственных землях. На помощь же старому тирану в этот раз почему-то никто не пришел. И оставалось надеяться только на себя.
 
В начале августа бразильские войска высадились в Уругвае. В середине месяца Росас объявил Бразилии войну. Она получила название – Лаплатская. Однако шансы на успех у диктатора были призрачные. Орибе, осаждавший Монтевидео, когда узнал, что к нему с одного боку направляется армия Уркисы, в два раза превосходящая его собственные силы, а с другого боку подходят бразильские войска – предпочел просто сдаться. Он выторговал себе сохранение жизни и уехал в деревню разводить курочек и поросят.
 
Вот Росасу лучше было бы сразу последовать примеру своего друга. Но он решил посопротивляться судьбе. Войска союзников наступали двумя большими группами. Первая группа на кораблях прошла вверх по течению Параны к городу Санта-Фе, с боем прорвав аргентинскую блокаду. Оттуда она по суше направилась обратно на юг к Буэнос-Айресу. Вторая группа должна была в обозначенное время сразу начать атаку с моря. Но она не успела вступить в сражение, так как первая группа, относительно легко дойдя до столицы Аргентины, уже одержала победу в Битве при Касеросе (3 февраля 1852 г.). Моральный дух буэнос-айресских солдат оказался крайне низким. Диктатор, лично командовавший войсками, осознав на поле боя свое поражение, сбежал в город. Нашел там английского дипломата и с его помощью отплыл вместе с дочерью в Великобританию. Конец своей жизни он все-таки провел в деревне, разводя курочек и поросят (как и его друг Орибе). В общем, судьбу не обманешь. Работая на собственной ферме в Англии, Росас жаловался на то, что его все предали – даже якобы его дочь Мануэла, которая, несмотря на данную клятву быть верной только отцу, через некоторое время вышла замуж (какая неожиданность).
 
После битвы при Касеросе было окончательно покончено с наследием Росаса. Новая власть конфисковала его имущество. А лидеры Масорки были казнены, либо брошены в тюрьму. По всей стране прокатилась волна мятежей. Федералистская партия была разгромлена, ее члены репрессированы. Уркиса пригласил представителей провинций в Сан-Николас для обсуждения будущего устройства государства и заключения компромиссного соглашения. Был созван Генеральный Конгресс и принята Конституция. Сам Уркиса сначала стал временным президентом, а затем и полноправным – в 1854 г.
 
Основные выгоды из Лаплатской Войны извлекла, конечно же, Бразилия. Она смогла упрочить свои позиции в регионе и устранила для себя угрозу захвата Уругвая Аргентиной. В самом Уругвае наступила временная передышка.  Монтевидео героически выдержал 9-летнюю осаду, которая так и была названа – Великая Осада. А гражданская война в Уругвае этого периода была названа Великой Войной.
 
 
Однако мира на Южном континенте не наступило. Это же Латинская (читай – испанская) Америка. Не какие-то там Соединенные Штаты, созданные англичанами. Так что гражданская война в Аргентине благополучно продолжилась. Теперь уже между провинцией Буэнос-Айрес и всеми остальными. Столичный регион выразил свое несогласие с условиями Сан-Никольского соглашения, по которому ограничивались его привилегированные права. И, недолго думая, он просто вышел из Аргентинской Конфедерации. Вот так вот. Обычно столица пытается периферию под себя подгрести. А здесь – наоборот, отделилась и создала автономию. Да, это вам не Москва. Все дело, конечно, в доступе к портовой инфраструктуре. Если она есть – то и вся остальная страна не нужна. Примерно так в Буэнос-Айресе и думали. Поэтому создали свое собственное государство.
 
Государство Буэнос-Айрес фактически существовало 9 лет – с 1852 г. по 1861 г. Все это время между ним и остальными провинциями, объединенными в Конфедерацию, продолжались боевые действия. Уркиса попытался осадить столицу. Но у него это не слишком хорошо получилось. Некоторые командиры были коррумпированы и переходили на сторону противника, либо дезертировали. Впрочем, несколько сражений выиграть ему все же удалось. Однако решительного перелома в гражданском противостоянии никак не наступало.
 
На протяжении 1850-ых годов ситуация в Аргентине продолжала оставаться полуанархической. Губернаторы провинций то и дело свергались, убивались или изгонялись. Постоянно происходили мятежи. Буэнос-Айрес и город Парана (столица Конфедерации) ожесточенно спорили между собой, пытаясь придти к какому-нибудь соглашению. Свои жаркие дебаты они периодически разбавляли вооруженными столкновениями (ну, чтоб окружающие не заснули).
 
В 1861 г. у речки Павон силы Конфедерации под командованием Уркисы (который к тому времени уже не был президентом) сошлись в крупном сражении с войсками Буэнос-Айреса под командованием Бартоломе Митре. Столичные бойцы уступали численно, однако были натренированы английскими советниками. Армия Уркисы, между тем, имела низкий боевой дух, ибо многие в нее были призваны принудительно. Исход этой странной битвы не был предрешен. Федералисты обратили в бегство своих врагов на левом и правом флангах. Но Уркиса видел только то, что происходило в центре – а там его войска терпели разгром. Видимо, решив, что сражение проиграно, он удалился с поля боя, не попытавшись использовать имеющийся у него резерв. В дальнейшем это послужит поводом для обвинения Уркисы в предательстве и сговоре с противником. В общем, как бы там ни было, а Митре одержал победу. Он отступил в Сан-Николас, чтобы собраться с силами, а затем отправился в поход по провинциям свергать федералистских губернаторов. Те, конечно же, сопротивлялись. По стране прокатилась новая волна вооруженных столкновений и мятежей. Но Уркиса, наблюдая за этим, даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь своим бывшим соратникам. Возможно, поэтому он сумел сохранить свой губернаторский пост в родной провинции Энтре-Риос (до 1870 г., пока не был убит).
 
В конечном счете, Митре своего добился. Он фактически силой оружия навязал Аргентине доминирование Буэнос-Айреса. Федералистское сопротивление было подавлено. В 1862 году государство стало единым и как бы республиканским. Митре был выбран президентом. По новому соглашению столица получила право взимания таможенных пошлин на 5 лет.
 
В общем, вот такая вот латиноамериканская мыльная опера. Но если кто-то думает, что на этом у них там все закончилось, то я вынужден разочаровать. Самое кровавое месиво было еще впереди. И дело даже не в том, что гражданские конфликты в Аргентине продолжались до 1880-ых гг. Весь регион – бывшее вице-королевство Рио-де-ла-Плата и Бразилия – подходили к по-настоящему крупному переделу. Начиналась Парагвайская Война.
 
 
Война Тройственного Альянса
 
Как уже можно было понять, Латинская Америка после обретения независимости оставалась очень неспокойным регионом. Однако в 1860-х гг. взаимные противоречия между людьми достигли такого уровня, что привели к действительно масштабным потрясениям. По территории Южного континента прошла война, которая захлестнула сразу четыре государства, и  закончилась она самой настоящей трагедией.
 
Начать, наверное, следует с короткой войны во все том же Уругвае. После снятия осады с Монтевидео партии Колорадо и Бланкос, несмотря на фактическое поражение последней, попытались между собой примириться. У них это не слишком хорошо получалось. Старые разногласия давали о себе знать и периодически происходили различные инциденты – то восстания, то очередная бразильская интервенция. Но сторонники компромисса надежды не теряли и даже иногда вели себя агрессивно. Их движение получило название “фузионизм”. И они смогли закрепиться в правительстве. В рядах более радикальных колорадос все это воспринималось, как попытка реанимировать старую партию Бланкос со всеми ее лидерами, которые отстаивали прежние интересы и жаждали реванша. Данная точка зрения имела под собой основание, ведь Национальная Гвардия, созданная Мануэлем Орибе, держалась несколько отдельно от государственной армии и позже оказалась лояльной правительству фузионистов. Столкнувшись с репрессиями со стороны умеренных, радикалы начали готовиться к восстанию. Для реализации своей цели они, во-первых, заручились поддержкой старых аргентинских друзей – унитаристов, с которыми бок о бок воевали еще против Росаса, и которым сами помогли одержать победу при Павоне в 1861 г. А, во-вторых, они призвали на помощь Бразилию, которая стремилась держать Уругвай под собственным контролем. Население двух стран имело теснейшие социально-экономические связи. Пастухи постоянно перегоняли через границу стада животных. А богатые бразильцы владели до 30% всех земельных угодий в Уругвае. Поэтому Рио-де-Жанейро было совершенно ни к чему возрождение протекционистских идей Орибе. В общем, мы тут имеем все те же яйца 10-20-летней давности, только в профиль.
 
На первый взгляд, силы были не равны – радикальные колорадос имели серьезную поддержку в лице Аргентины и Бразилии. Впрочем, и на второй взгляд все оказалось примерно таким же, как на первый. Фузионисты были разгромлены. Бразильские войска сыграли в этом ключевую роль, освободив от “белых” крупные города и столицу Монтевидео. Всё удовольствие заняло каких-то полгода – боевые действия продолжались с августа 1864-го по февраль 1865-го. Лидер “красных” Венансио Флорес профильтровал правительство и вооруженные силы, чтобы окончательно убрать отовсюду представителей Бланкос и им сочувствующих. Однако не все было так просто. Еще в начале конфликта уругвайские фузионисты заручились поддержкой парагвайского лидера Франсиско Солано Лопеса. А это был тот еще крендель.
 
Парагвай во всей Латинской Америке был специфическим государством. Страна оказалась запертой внутри континента между Боливией, Бразилией и аргентинскими провинциями. Главной артерией, связывающей Парагвай с внешним миром, является река Парана, которая протекает, в том числе, по территории Аргентины, и Буэнос-Айрес фактически контролирует ее выход к морю. Однако с Буэнос-Айресом у Парагвая отношения не сложились (как, впрочем, и с остальными соседями). Буэнос-Айрес хотел властвовать над всем бывшим вице-королевством Рио-де-ла-Плата, и независимость Парагвая он долгое время не признавал. Парагвай же всячески давал понять, что ему это признание/непризнание безразлично. После провозглашения суверенитета там утвердился диктатор Хосе Гаспар Родригес де Франсия с приставкой – Верховный. Поговаривают, что в 1811 г., когда его спросили об аргументах в пользу независимости его страны – он положил на стол два пистолета и сказал: “Вот мой аргумент против Испании, а вот против Буэнос-Айреса”. То есть человек этот изначально не способен был грамотно обосновать свою позицию, и внятной торгово-экономической стратегии развития у него не было. Безграмотные крестьяне любят таких. Правление де Франсии было весьма неоднозначным. Обидевшись на Аргентину и на другие сопредельные государства, он стал проводить политику крайнего изоляционизма. Получилась абсолютная автаркия, с протекционистскими запретами которой мало что способно было сравниться, в принципе. Это с одной стороны дало некоторый толчок внутреннему производству. С другой стороны – в долгосрочной перспективе приводило к неизбежному отставанию в развитии. Государство становилось закрытым. В него было тяжело попасть, и еще тяжелее было из него выбраться. Настоящая западня, этакий адовый уголок посреди безумного дома Латинской Америки. Франсия установил тоталитарный режим, в котором всё подчинялось его власти. Он контролировал даже заключение браков. А про остальное можно и не упоминать. При нем открывались школы, однако закрывались высшие учебные заведения, причем навсегда. В то же время он по каким-то причинам сильно не любил священников и проводил агрессивную секуляризацию: церковь лишилась всех привилегий, а ее имущество было конфисковано. Видимо, так он пытался наполнить бюджет и скомпенсировать в целом незавидное торгово-экономическое положение страны. Часть земли, отобранной у монастырей, Франсия раздал крестьянам, но основной фонд оставил в собственности государства. Практически вся производственная деятельность осуществлялась на казённых предприятиях. В стране  процветало рабство, причем детское. И также использовался труд заключенных. Поскольку отношения с латиноамериканскими соседями были по большей части враждебными, то особое внимание уделялось военному делу. Была создана мощная и многочисленная армия, которая находилась в состоянии постоянной боевой готовности отразить любую внешнюю агрессию (особенно мифическую).
 
В общем, это был своеобразный прототип Северной Кореи задолго до ее образования. Люди с извращенным концлагерным мышлением очень любят Парагвай и периодически льют по нему в интернетах слёзы, приговаривая: “Смотрите, как хорошо там у них было. Мы хотим, чтобы у нас было так же”. При этом они, конечно же, никогда не упоминают, что модернизацию промышленности, прокладку железных дорог и телеграфных линий в будущем проводили приглашенные иностранные специалисты, в основном англичане.
 
Правил Франсия с 1816 г. по 1840 г. Как это часто бывает в тоталитарных государствах, после смерти вождя началась беспринципная грызня за власть. Она, впрочем, продлилась недолго. За год сменилось несколько хунт. Кто-то пропал без вести. Кто-то повесился в камере.  В конечном счете, преемником Верховного стал его племянник Карлос Антонио Лопес. Он несколько ослабил репрессии, отменил рабство и начал осторожное сближение с различными странами, в том числе Западными. Именно он занимался индустриализацией страны, приглашая инженеров и строителей с Туманного Альбиона, которые, в том числе возвели грандиозную Крепость Умайта на реке Парагвай. Лопес являлся президентом на протяжении 18 лет – с 1844 г. по 1862 г. (до этого еще 3 года был консулом в содружестве с другим консулом, который не потянул). А вот после Карлоса Лопеса на сцену вышел наш герой – его сыночек Франсиско Лопес. Человек во истину незаурядного ума, который грамотным выбором союзников привел свою страну к самой настоящей катастрофе.
 
Как уже можно было понять, у Парагвая были очень сложные отношения с Аргентиной. Но и с Бразилией они были не проще. Испанцы и португальцы мало чем отличаются друг от друга. И еще в колониальную эпоху они очень специфично провели границы. Испанцы пограничной считали реку Игурей. Но у португальцев она носила иное название. А “Игурей” они именовали реку, находящуюся в другом месте. В общем – “моя твоя не понимать”. Хотя, вроде, языки похожи. Этот территориальный спор перешел по наследству и освободившимся колониям. Другой проблемой – конкретно для Бразилии –  являлось судоходство по реке Парагвай. Состояние дорог в стране было, мягко говоря, не очень хорошее. Поэтому из Рио-де-Жанейро до провинции Мату-Гросу приходилось плавать в обход – через территорию тоталитарного государства по его одноименной реке. Асунсьон – столица Парагвая – как раз на этой реке и стоял (до сих пор стоит). Но Асунсьон иногда капризничал – вот прям точно так же, как Буэнос-Айрес капризничал в предоставлении Асунсьону выхода в океан. Дополнительным раздражителем в отношениях стало окончание возведения Крепости Умайта. Она представляла собой систему артиллерийских батарей, выстроенную на одном из коварных изгибов реки, поперек течения которой были натянуты заградительные цепи, частично погруженные под воду. Крепость считалась неприступной и могла остановить как торговый, так и военный флот. То есть Парагвай в любой момент был способен закрыть реку для судоходства, что создавало для Бразилии массу неприятностей. Вот такая вот непростая ситуация у них там в регионе сложилась.
 
Франсиско Лопес, видимо, думал над тем, как выйти из изоляции, в которую  затащили страну его же собственные родственнички. Но поскольку мыслительный процесс у него протекал со скрипом, то он додумался лишь до того, чтобы поддержать в Уругвае фузионистов и недобитых Бланкос, одновременно разорвав дипломатические отношения с Рио-де-Жанейро.
 
В октябре 1864 г. бразильские войска вторглись в Уругвай. Буквально через месяц – в ноябре 1864-го – Лопес захватил на парагвайской реке бразильский грузовой корабль, мирно следовавший в Мату-Гросу. На его борту находились золото, оружие и бразильский губернатор, который стал пленником. Спустя еще месяц (в декабре) Лопес объявил Рио-де-Жанейро войну и направил войска на помощь фузионистам. Но тут вдруг выяснилось, что войска до Уругвая дойти не смогут – потому что Парагвай с Уругваем не граничит (опа!). Видимо, карту он предварительно не посмотрел, а советники его вовремя не спохватились. Тогда Лопес попросил Аргентину – другую воюющую сторону, которая в данный момент времени являлась союзником Бразилии – пропустить его войска в Уругвай. Но Аргентина, как это ни странно, отказалась (ну, надо же!). Лопес психанул и объявил войну еще и Буэнос-Айресу. Причем уже тогда, когда в Уругвае, по большому счету, все закончилось (в марте 1865 г.). Ну, а радикальным колорадос, уже пришедшим к власти в Монтевидео, собственно, больше ничего не оставалось, как только присоединиться к Бразилии и Аргентине, чтобы дать отпор Лопесу. Иначе, кто знает, может, лет через 10 парагвайские войска как-нибудь в обход все же дошли бы до Уругвая.
 
Надо сказать, Лопес хорошо подготовился к войне. Он имел в своем распоряжении флот, состоящий из 23 гражданских пароходов, оборудованных пушками, и одной канонерской лодки. Еще должны были придти из Европы 5 прекраснейших современных броненосцев, сделанных на заказ. Они были просто великолепны. Но, к сожалению, их перекупила Бразилия.
 
Однако Лопес не унывал. Он вторгся в Бразилию еще в декабре 1864-го, сразу после объявления войны. И теперь он полагал, что инициатива находится полностью на его стороне. И действительно, бразильская армия была не слишком хорошо подготовлена. Поэтому первое время парагвайские войска сравнительно легко продвигались по вражеской территории, захватывая форты и города, и грабя местное население. На юге Лопес вообще умудрился заблокировать реку Парану и вошел в аргентинские провинции Корриентес и Энтре-Риос, творя различные бесчинства. А к лету его войска добрались-таки до границы с Уругваем.
 
Активные и наглые действия Лопеса, кажется, привели в смятение его противников. В Аргентине начались восстания, так как некоторые не одобряли войну с Парагваем. Оппозиция сразу же принялась критиковать правительство Бартоломе Митре. Моментально вскрылась вся непрочность государственной системы. Страна продолжала оставаться разделенной. И в дальнейшем Буэнос-Айрес вынужден был вооруженным путем подавлять выступления мятежных провинций.
 
Однако союзники, создавшие в мае Тройственный Альянс, смогли собраться с силами и уже в июле переломили ход войны в свою пользу. Ключевым сражением стала Битва на реке Риачуэло в аргентинской провинции Корриентес. Парагвайцы подготовили коварный план, предполагающий  захват ночью бразильских кораблей, в то время, когда матросы спали на берегу. Но что-то пошло не так. Один из парагвайских пароходов сломался. На его починку ушло время, которое в итоге было потрачено зря, ибо пароход так и не запустился. А момент для наилучшей атаки был упущен. Впрочем, у парагвайцев еще оставался шанс поразить противника своей внезапностью, ведь утро выдалось туманным и приближение флотилии оставалось незамеченным. Но и этот шанс они упустили – вместо того, чтобы взять корабли на абордаж, они открыли огонь по береговым укреплениям бразильцев, которые проснулись и быстренько привели суда в боевую готовность. Сражение было ожесточенным. Бразильцы несколько раз таранили парагвайские пароходы и, в конечном счете, одержали уверенную победу, разгромив противника.
 
Осенью 1865 г. союзники перешли в наступление. В районе слияния рек Парана и Парагвай развернулись масштабные бои. Одним из таких боев стала Первая Битва при Туйюти (май 1866 г.), которую нередко называют самой крупной в истории Латинской Америки. Со стороны Парагвая участвовало более 20 тысяч человек. Со стороны союзников – более 30 тысяч. Лопес имел численное превосходство в коннице (7000 против 2000). Однако местность была неудобной – с одной стороны болота, с другой леса. В итоге стремительная по задумке атака парагвайцев получилась не очень стремительной по факту. Бразильцы заранее заметили приближение вражеских войск и открыли огонь из артиллерии. Прорвавшись сквозь топи и заросли, парагвайская конница вступила в сражение сильно уставшей и потрепанной. И в итоге не смогла сломить оборону бразильской и аргентинской пехоты. В конечном счете, она была полностью разгромлена. В образовавшейся мясорубке Лопес потерял 6000 тысяч человек убитыми и более 6000 тысяч раненными.
 
После победы при Туйюти союзники двинулись дальше вверх по реке Парагвай. Они отклонили предложение Лопеса заключить перемирие, и теперь уже намеревались просто свергнуть его. Им предстояло прорвать оборону построенной англичанами мощной Крепости Умайта. Однако в местечке под названием Курупайти, в нескольких километрах от цели, бразильцы и аргентинцы столкнулись с ожесточенным сопротивлением. Путь им преградила хорошо подготовленная фортификационная линия, которую оказалось довольно сложно преодолеть. Штурм был упорным, но неудачным. И даже подошедшие по реке броненосцы оказались неспособны изменить ситуацию, так как вынуждены были держаться на расстоянии, опасаясь огня дальнобойной артиллерии из фортов Умайты. В итоге парагвайцы, закрепившись на оборонительных позициях, часть из которых была замаскирована, смогли отразить атаку численно превосходившего (в 4 раза) противника. Эта знаменательная для страны битва произошла 22 сентября. Поражение союзников было настолько сильным, что в их стане сменилось командование.
 
В течение последующих месяцев войска Тройственного Альянса пытались выработать единую стратегию наступления. Однако разногласия между аргентинцами и бразильцами долго не позволяли им придти к согласию. Между тем, в войсках начиналась эпидемия холеры. Боевые действия приняли малоинтенсивный и позиционный характер. Еще в конце 1866 г. из Бразилии прибыл опытный генерал Луиш Алвиш ди Лима и Силва, также известный как герцог Кашиас (на тот момент времени маркиз). Он сумел наладить работу врачебной службы и реорганизовал войска. Пока Митре ездил к себе в Аргентину подавлять различные восстания, маркиз Кашиас провел разведку при помощи аэростатов и разработал собственный план атаки. Этот план предполагал обход укреплений Умайты и перерезание путей снабжения с Асунсьоном. Звучит просто. Но на практике реализовать его было довольно сложно, так как местность была сильно заболоченной и скрывала в себе множество укреплений и засад. Тем не менее, союзникам удалось осуществить задуманное. В июле 1868 г. осажденная Крепость была захвачена. А перед этим броненосцы, потопив цепное заграждение, смогли прорваться вверх по течению реки.
 
Положение Лопеса стало критическим. Его поведение и раньше-то не отличалось особой мудростью. Но теперь он, похоже, стал просто неадекватным. Внушив себе мысль о внутреннем заговоре, он запустил кампанию массовых репрессий, под которые попали сотни различных чиновников, судей, офицеров, и даже его собственные родственники. По некоторым данным он казнил свою мать.
 
Между тем Кашиас построил дорогу через болота, и, обойдя парагвайские укрепления на севере, вплотную приблизился к Асунсьону. Однако брать столицу сходу он не стал. А вместо этого атаковал оставшиеся позади позиции противника. В ходе нескольких сражений парагвайская армия была фактически разгромлена. После этого союзники предложили Лопесу сдаться. Но он с презрением отверг их предложение. Пожав плечами, союзники захватили Асунсьон (ну, а что еще делать?). Незадачливый диктатор, раскидав вокруг себя патриотические лозунги, собрал последние силы и ушел с ними в горы.
 
Командование бразильскими войсками было передано зятю императора. Он занялся подавлением последних очагов сопротивления. К тому времени Парагвай уже не обладал полноценной армией, так как большинство мужчин погибло на полях сражений. Нация оказалась в тяжелейшем состоянии. В ряды солдат стали призываться женщины и дети, которые все равно были не способны переломить ход войны. Поэтому значительно возросло количество жертв среди гражданского населения. Последние битвы по своему характеру, скорее, напоминали, бойни.
 
Лопес в течение года скрывался в джунглях. Для его поимки организовали поисковые экспедиции. В конечном счете, его немногочисленный отряд был настигнут у северо-восточной границы (в Серро-Кора) и разбит. Сам он получил ранение в живот и голову, и был оставлен адъютантами на берегу реки. Когда его нашли бразильские офицеры, то попытались разоружить. Но он оказал сопротивление, прокричал что-то вроде “Я умираю за свою нацию!” и был благополучно убит.
 
После победы союзники оккупировали Парагвай. Аргентина предлагала Бразилии разделить его на двоих. Но в Рио-де-Жанейро отказались, посчитав, что лучше оставить Парагвай в качестве буферной зоны. Тем не менее, обе державы оторвали от него по внушительному куску территории, в результате чего он сократился в размерах почти наполовину. Кроме того, Асунсьон вынужден был выплатить компенсацию за понесенные военные расходы. Ну, а Крепость Умайта была уничтожена. Судоходство по реке Парагвай отныне становилось для бразильских судов свободным. Последние иностранные войска покинули побежденную страну только в 1876 г.
 
Но это, возможно, было еще не самое страшное. В ходе войны Парагвай понес ужасающие человеческие потери, которые измеряются сотнями тысяч человек. По одним данным погибло до 90% мужского населения. По другим данным – до 80% вообще всего населения страны. Большие потери объясняются как ведением партизанской войны, к которой привлекались дети и женщины, так и разразившимися эпидемиями болезней. В любом случае численность мужчин резко сократилась, в результате чего пришлось даже вводить многожёнство. Эта демографическая катастрофа была осложнена большими разрушениями и экономическим разорением. Парагвай так и не смог оправиться от столь сильного удара и до сих пор остается одной из беднейших стран региона.
 
Впрочем, и для союзников, несмотря на все приобретения, война оказалась нелегкой. В Аргентине она была непопулярна и привела к новым восстаниям, которые, кажется, и закончиться-то еще не успели. Бразилия вынуждена была брать кредиты у Великобритании, в результате чего получила финансовые проблемы. Сами сражения также показали не слишком хорошую боевую подготовку аргентинцев и бразильцев. При первоначальном наступлении парагвайской армии в землях обеих держав погибло много мирных жителей. А болезни выкосили десятки тысяч солдат. Ну, а если говорить про маленький Уругвай, то там партия Колорадо закрепилась во власти на ближайшие сто лет.
 
Парагвайская Война стала одной из самых крупных и кровавых (если не самой) за всю историю постколониальной Южной Америки. Общие потери четырех государств оцениваются по-разному, но в среднем где-то в районе 370-500 тысяч человек, верхние оценки и того больше. Эта война является ярким примером ожесточенного передела на самом пике повышательной фазы Цикла. В это же время на Северном Континенте в США бушевал гражданский конфликт. В Европе в Италии шло Рисорджименто, а Франция терпела жестокий разгром от Пруссии. В Китае же заканчивалось Тайпинское Восстание, унесшее жизни 20-30 миллионов человек. Остается отдельно заметить, что боевые действия на судоходных реках Парагвай и Парана могли привести к перебоям в поставках, что в свою очередь могло подтолкнуть цены на сырьевые товары вверх.
 
Франсиско Солано Лопес, недоделанный латиноамериканский Наполеон, в 18 лет получивший при своем папаше звание генерала, умудрился настроить против себя всех своих соседей. Вмешавшись в дела двух крупнейших региональных держав, он развязал совершенно бессмысленные и бесперспективные  войны, которые в итоге проиграл. Своими безудержными амбициями и откровенной глупостью он ввергнул страну в настоящий ад. Но его братья по разуму – такие же великие стратеги, как и он – почитают его в качестве героя и мечтают свои собственные страны превратить в один сплошной Парагвай. 
 
 
Дальнейшие События
 
Парагвайская Война, безусловно, была пиком конфронтации в регионе на текущем Цикле. В ходе нее, как уже было отмечено, вновь начались восстания в различных провинциях Аргентины. Чем негативнее к ней было отношение населения конкретной области – тем активнее этим пользовались мятежные губернаторы. И федералисты тоже были тут как тут. Президенту Бартоломе Митре приходилось отвлекать войска с парагвайского фронта для подавления выступлений. Даже когда Лопес был убит и Асунсьон признал поражение – в Аргентине продолжалась ожесточенная борьба за власть. Казалось, что она вообще будет идти нон-стопом на протяжении столетий. Но нет. К концу 1870-ых всё как-то стало постепенно утихать. Даже удивительно. То ли бензин у всех закончился, то ли от вселенского энергетического канала людей отключили. А, может, просто разум победил. Хотя нет, последнее вряд ли. Наверное, все-таки канал энергетический перерезали.
 
В 1874 г. очередное восстание устроил уже бывший президент Бартоломе Митре (как говорится и сверху, и снизу побывал). Однако он был разбит.
 
Последний крупный мятеж, сопровождающийся кровопролитными боестолкновениями, произошел в 1880 г. Президент Авельянеда решил интегрировать Буэнос-Айрес в общую государственную систему, сделав его столицей единой страны. Однако Буэнос-Айрес активно сопротивлялся. Таким образом, произошел конфликт между столичной элитой и федеральной властью, то есть центральным правительством. В конечном итоге, центральное правительство одержало верх. Буэнос-Айрес смирился со своей участью.
 
Впрочем, восстания, в Аргентине, конечно, продолжались и в последующие годы. Это же Латинская Америка. Здесь никогда не бывает скучно. Один сплошной карнавал в режиме “24/7/365 без перерывов и выходных (работают сменщики)”. Почти как атомная станция. Тем не менее, интенсивность восстаний действительно пошла на спад. Интеграция Буэнос-Айреса в 1880 г. считается окончанием Гражданской Войны. Произошло это уже на понижательной фазе Цикла. И далее ситуация все же постепенно стала успокаиваться. Начался процесс примирения различных партий. А политическая борьба перетекла в более конструктивное и мирное русло.
 
Что касается Бразилии, то ее история в этот период неразрывно связана с правлением короля Педру II. В конце 1830-ых и начале 1840-ые годов – на рубеже понижательной и повышательной фазы – произошел ряд кровопролитных восстаний, имевших, по большей части, локальный характер. Эти восстания сопровождались сепаратистскими лозунгами. В ряде случаев они были вызваны жалким положением нищих и рабов. Жертвами боевых действий стали десятки тысяч человек. Также к концу 40-ых определенное влияние оказали революционные события в Европе, которые спровоцировали республиканский мятеж 1848-49 гг, в провинции Пернамбуку, погибли сотни человек. Однако все выступления были подавлены и к началу 1850-ых сошли на нет.
 
Война с Парагваем 1864-70 гг. унесла 50 тысяч жизней. Она легла тяжелым грузом на бразильцев и выявила несколько слабостей государственного режима – как в военной, так и в социальной, и в экономической сферах. Во-первых, вскрылась проблема плохой организации войск. Во-вторых, обнаружился недостаток офицеров и солдат – поэтому в армию пришлось привлекать рабов, обещая им освобождение. В-третьих, стала очевидной техническая и особенно инфраструктурная отсталость страны: именно во время военных действий бразильцы поняли, насколько важны железные дороги. Против их строительства ранее выступали крупные землевладельцы, которые желали сохранения высокой степени автономности и недоступности своих угодий. Но ведение боевых действий потребовало быстрой мобилизации и переброски войск. В конечном счете, даже плантаторы осознали неэффективность системы рабства.
 
После войны большую популярность начало приобретать республиканское движение. Оно активно стало распространяться в армейских кругах, что значительно ослабило монархию. Император Педру II и сам был бы рад отменить подневольный труд. С 1850 года на него оказывала давление Великобритания, которая заявила о готовности топить суда работорговцев даже в бразильских портах. Это привело к запрету работорговли. В общем, система отживала свои последние дни. Но император никак не решался окончательно порвать с ней, опасаясь реакции землевладельческой элиты. Между тем, в рядах офицеров росло напряжение. Они уже выражали свое нежелание участвовать в поимке беглых рабов. Пытаясь предотвратить восстание, принцесса Изабелла отменила рабовладение в 1888 г., пока ее отец находился на лечении в Европе. Это была знаменательная дата. Однако восстание все равно произошло. В следующем 1889 году офицеры-республиканцы свергли Педру II, осуществив своеобразную революцию. Она прошла бескровно. Уставший монарх сам все поняли и не сопротивлялся. Он собрал вещи и уплыл в Португалию. Бразилия же стала демократическим государством. Смена Парадигмы произошла на понижательной фазе Цикла и  не сопровождалась какой-либо борьбой – вероятно потому, что самый кровавый передел в истории Южной Америки уже прошел 20 годами ранее и фактически обосновал необходимость изменений.
 
 
Куба
 
Закончить описание повышательной фазы этого Цикла в Америке я бы хотел Десятилетней Войной на Кубе. Этот конфликт имел прямое отношение и к Европе, и к Америке. Дело в том, что Куба в середине 19 века оставалась одной из немногих колоний Испании (наряду с Филиппинами, Марокко и пр.). Сама Испания переживала тяжелейший кризис, о чем уже было рассказано. И вполне закономерно, что ослабленная внутренними противоречиями метрополия утрачивала контроль над своими заокеанскими владениями.   
 
Однако вместо разумной политики по отношению к своим последним колониальным землям правящая элита в Мадриде грабила и иссушала Кубу, высасывая из нее все соки. Традиционалистские силы при дворе Изабеллы II постоянно повышали для кубинских плантаторов налоги. В свою очередь местная администрация вкладывала деньги не в развитие экономики, а в первую очередь в обеспечение собственной безопасности на острове. Военные и правительственные расходы совокупно составляли 85% от общего объема доходов. А все остальное отправлялось в Европу. Уровень материального расслоения в обществе был чрезвычайно высокий. Испанцы владели до 90% всех кубинских богатств, хотя их доля в населении страны не превышала 8%. Плантаторы по-прежнему использовали рабский труд, несмотря на то, что с развитием промышленности все более очевидной становилась его неэффективность. Середина 19 века ознаменовалась для кубинцев целой чередой экономических кризисов. Многие предприятия стали разоряться. Теперь содержание рабов оказалось невыгодным даже для рабовладельцев, которые начали выступать за отмену невольнического труда. Все это лишь усиливало социальную напряженность. В полный рост перед кубинцами вставали не только экономические проблемы. В глубочайшем кризисе находилась вся экономическая-социальная-политическая система острова.
 
Движение за независимость начали крупные плантаторы, такие как: Франсиско Висенто Агилера и Карлос Мануэль де Сеспедес. Будучи высокообразованными людьми, обладавшими большим состоянием, они имели возможность путешествовать по миру и читать книги, что значительно расширяло их кругозор. Проникнувшись прогрессивными либеральными и аболиционистскими идеями, они, как и некоторые другие землевладельцы,  стали принимать участие в создании революционных сообществ. Различные бунты на Кубе, в том числе локальные, происходили еще в 1850-ых. Но по-настоящему полыхнуло в 1868 г. После свержения королевы Изабеллы II в Мадриде плантаторы Агилера и Сеспендес подняли 10 октября полноценное восстание. Они освободили своих рабов, зачислив их в ряды собственной армии, и объявили об отделении от метрополии. В течение месяца восставшие захватили несколько городов. К ним примкнули некоторые испанские военные, которые стали обучать их различным тактикам боя с оглядкой на специфические местные условия. В частности, в образовавшихся кавалерийских войсках специально вместо сабель начали использовать мачете. Определенную помощь также оказывали офицеры из армии США, в том числе ветераны недавно прошедшей Гражданской Войны. Наиболее успешно инсургенты продвигались в восточной части острова. На западе, тем временем, активность революционеров была не очень большой. В 1869 г. была разработана Конституция, также были созданы республиканско-демократические институты власти с парламентом и президентом.
 
Испанцы не сумели договориться с лидерами восставших, и в 1869 г. начали тотальную войну. Мятежники, попавшие в плен, расстреливались на месте. К таковым были отнесены и подростки старше 15 лет, оказавшиеся за пределами своего района проживания без соответствующих документов. Женщины из сельской местности высылались в специальные лагеря в городах, контролируемых испанцами. А города, находящиеся под контролем восставших, подвергались бомбардировке и разрушению. Вообще, колониальные власти с большой жестокостью подавляли эту первую кубинскую революцию. Семьи инсургентов подвергались преследованиям.
 
Ярость испанцев была настолько сильной, что они не останавливались даже перед казнью американских и британских граждан. Так, например, в октябре 1873 г. испанские военные корабли захватили американский пароход “Вирджиниус”, который вез повстанцам оружие. Вашингтон стороной конфликта не являлся. Однако среди американцев и британцев кубинская революция вызывала сочувствие. Капитан парохода Джозеф Фрай, бывший офицер Конфедерации, неоднократно доставлял из Америки на остров контрабанду и добровольцев. В конце концов, испанцы смогли перехватить пароход и пленили всю команду. После того, как начались расстрелы, Лондон и Вашингтон срочно отправили своих представителей с требованием остановить казни. Возник дипломатический скандал. А США и вовсе оказались на грани войны с Испанией. Казни были остановлены. Семьи уже расстрелянных моряков получили от Мадрида денежные компенсации, оставшиеся в живых были возвращены на родину.    
 
Первые пять лет повстанцы были относительно успешны в восточной части острова. Но в 1873-74 гг. между лидерами начались разногласия. Сам Сеспедес, занимавший пост президента сражающейся республики, был смещен со своего поста. Позже он был захвачен в плен испанскими войсками и расстрелян. Также в это время были убиты многие способные командиры инсургентов. Те, кто пришли на их место – попытались прорваться на запад страны, чтобы активизировать восстание и там. Однако они потерпели неудачу. Между тем, испанцы начали играть на противоречиях в среде мятежников, обещая амнистию и улучшение жизни. Этим они соблазняли  рабов сложить оружие. В 1876 г. в самой метрополии завершилась Карлистская Война. После этого на Кубу были отправлены значительные подкрепления, которые сместили баланс сил не в пользу повстанцев. К 1878 г. революционное движение стало распадаться. Многие лидеры были убиты. А согласия среди оставшихся в живых не наблюдалось. Поэтому в феврале восставшие вынуждены были пойти на переговоры.
 
Занхонский Договор предусматривал капитуляцию повстанцев, но демократические институты управления с Конституцией на Кубе сохранялись. Остров оставался под властью Мадрида. Взамен объявлялась свобода всем рабам, сражающимся на стороне Революции. Это имело далеко идущие последствия. В 1880 г. после так называемой Малой Войны, организованной кубинскими эмигрантами-оппозиционерами, рабство было отменено полностью. Невольники, получившие свободу, обязаны были еще какое-то время работать на бывших хозяев за гроши. Но, в конечном счете, рабство было искоренено.
 
Первая кубинская война за независимость, названная Десятилетней Войной, унесла по разным оценкам от 200 тыс. до 400 тыс. жизней (скорее, все же около 200 тыс.). Основная масса погибла от различных тропических болезней. В частности, испанские войска, прибывшие на остров из Европы, не обладали иммунитетом к этим болезням, поэтому переносили их наиболее тяжело. Война имела продолжение. Новый передел войдет в активную фазу в самом начале следующего (Третьего)  Кондратьевского Цикла.
 
 
Выводы по Американскому Региону
 
Военные действия как в Североамериканском регионе, так и в Южноамериканском, сопровождавшиеся морскими блокадами – привели к росту цен на различные сырьевые товары. Это совершенно точно можно сказать про Гражданскую Войну в США. Но менее определенно в отношении событий в Южной Америке.
 
Морская англо-французская блокада, установленная в 1845 г. против Аргентины, могла оказать кратковременный эффект на повышение товарных цен. Как раз в 1845-46 гг. наблюдался небольшой всплеск. Однако эта осада была быстро снята, ее активная фаза закончилась уже в 1847 г., а в 1849 г. Британия подписала с Росасом мирный договор. Девятилетняя осада Монтевидео в 1840-ых годах, судя по всему, не оказала большого эффекта. А вот боевые действия, начавшиеся в регионе Рио-де-ла-Плата со вступления в войну Бразилии в 1851 г., уже могли иметь более серьезные последствия. Ведь сражения происходили на реках Парана и Уругвай. Это могло поспособствовать первоначальному росту цен на различные сырьевые товары. Котировки стали ползти вверх как раз в 1849-51 гг. И хотя Лаплатская Война с участием Бразилии закончилась в 1852 г., но после этого продолжались боевые действия между Буэнос-Айресом и другими аргентинскими провинциями. В 1864 г. уже вспыхнул крупный конфликт между Парагваем и союзом Бразилия-Аргентина-Уругвай, ознаменовавшийся масштабными сражениями в районе слияния рек Уругвай и Парана. Все эти события могли оказать влияние на товарные цены, поспособствовав их росту. Данный рост впоследствии уже без всяких сомнений был усилен военными действиями и морскими блокадами в Северной Америке.
 
Также повышение цен могло быть вызвано и активной борьбой с системой рабства. Эту борьбу вела Великобритания, угрожая топить суда работорговцев. Например, в отношении Бразилии данные угрозы чуть было не привели к отдельной войне. И, в конечном счете, Бразилия – главный потребитель рабов – запретила их импорт в 1850-ых. В других американских странах работорговля тоже ограничивалась. В итоге приток новых рабов сокращался. Невольнический труд становился дороже. И это способствовало удорожанию продукции.