Юбилейная дата театра Моссовета побудила к воспоминаниям и пересмотру знакомых спектаклей. Тех, конечно, которые можно отыскать в ютубовских видеозаписях… Как-то сам собой нашёлся и открылся «Сирано де Бержерак» в постановке Павла Хомского с Александром Домогаровым, Дмитрием Щербиной, Сергеем Виноградовым и Ольгой Кабо в главных ролях.
И прежнее восхищение спектаклем и актёрской игрой только окрепло.
Пьеса Эдмона Ростана знала в СССР и РФ множество сценических воплощений (к сожалению, не все постановки остались в видеозаписях). Ставили её и как драму, и как мелодраму, как сатирическую комедию, как романтическую комедию… Иногда как-то не у дел оказывалось авторское жанровое определение: героическая комедия.
Комического здесь, в общем-то, мало. И оборачивается оно в финале трагическим… Но есть – и юмор, и артистическое веселье, и героическое начало, причём ГЕРОИЧЕСКОЕ – не только в показе военных подвигов персонажей, а прежде всего – в показе ПРЕОДОЛЕНИЯ СЕБЯ ЧЕЛОВЕКОМ во имя благородных целей. Помните, что Сирано говорит Роксане после её признания ему в Роксанином увлечении Кристианом Невильетом и собственного обещания не давать его (Кристиана) в обиду? Спешащая Роксана, получив это обещание, не замечая состояния своего кузена, переносит разговор о схватке у Нельской башни, на бегу восхищаясь подвигом Сирано, а он отвечает:
«О, это пустяки, Роксана! Я сегодня
Поступок БОЛЕЕ ГЕРОЙСКИЙ совершил…».
Вот ЭТОГО-ТО ГЕРОИЗМА в пьесе много. Он требуется от Сирано, и де Бержерак соответствует требованиям, – исходящим, прежде всего, от его собственного сердца.
Признаваясь Роксане в любви – и позабыв, что он говорит не от своего имени, – он в начале своего сюжетного пути взволнованно воскликнул:
«И счастлив я, любя,
И растворяюсь весь я в этом чувстве чистом,
И Я ПЕРЕСТАЮ БЫТЬ МЕЛКИМ ЭГОИСТОМ;
Я отказался бы от всех заветных грез
О счастье собственном, с безумным наслажденьем
Я В ЖЕРТВУ Б СЧАСТИЕ СВОЕ ТЕБЕ ПРИНЕС,
КОГДА БЫ ТОЛЬКО ЗНАЛ, ЧТО МНЕ ВОЗНАГРАЖДЕНЬЕМ
ЛУЧ СЧАСТЬЯ ТВОЕГО БЛЕСНЕТ ИЗДАЛЕКА!
И эта жертва мне казалась бы легка».
А потом – он сделал это: ПРИНЁС СЕБЯ В ЖЕРТВУ. РАЗГАДКА его поступка с введением Роксаны в заблуждение (по сути, обмана) – В ЭТИХ СТРОКАХ. Он обещал помочь Кристиану? Обещал. Он обещал пожертвовать собой, и даже собирался? Он пожертвовал. Правда, он предвидеть не мог, чем обернётся впоследствии его жертва, к чему приведёт обман – и ведь всё равно будет разоблачён, что ещё больше усугубит боль и горечь всех троих, ввергнутых в него! Но не было в его обмане ни мстительности, ни обходных путей к своей победе и торжеству над Роксаной и Кристианом – были жертва и героизм. И уверенность тогда, ЧТО У НЕГО ПОЛУЧИТСЯ СПРАВИТЬСЯ С СОБОЙ И ДОСТОЙНО ДЕРЖАТЬ УДАР. «Нос судьбе!» – с самоиронией объяснил он Кристиану своё поведение, заключая с ним «союз ума и красоты».
Ошибка была трагической. Ну что ж, мы давно знаем, что «благими намерениями вымощена дорога в ад»…
Почему я начала разговор о пьесе и её моссоветовской постановке именно с разгадки этого странного, по меньшей мере, поступка Сирано?
Потому что Сирано Хомского и Домогарова – абсолютно естественно – и, по-моему, совершенно адекватно замыслу драматурга – явил нам, зрителям именно ЭТОГО де Бержерака, с его героизмом и самопожертвованием в любви.
Трудно бывает судить об истинном замысле драматурга, если дело имеешь с переводной пьесой. Приходится целиком полагаться на переводчика, доверять ему. Моссоветовцы имели дело с двумя переводами – Т. Щепкиной-Куперник и Вл. Соловьёва. И вычитали, увидели в текстах ИМЕННО ТАКОГО СИРАНО.
Этот стержень стал основой образа, созданного Александром Домогаровым. С самого начала, с его поведения в сцене первого разговора Сирано с Роксаной, пришедшей требовать от него защиты для своего любимого – нет, не его, не Бержерака! – до трагического признания в финале, вырвавшегося у Сирано, сопротивляющегося Роксаниной догадке: «ЛЮБОВЬ МОЯ, я не любил тебя!».
Бержерак Александра Домогарова – абсолютно цельная личность. Его уродский нос только оттеняет его внутреннее благородство. Нет, ничто человеческое ему не чуждо: и ироничность есть в нём, и жестокая способность насмешничать над разными вальверами и де гишами (независимо от их расположения на социальной лестнице), которые по своей внутренней сути противоположны ему, и некоторая самоуверенность, и декларируемая воинственность – его бретёрство, – и переоценка собственных сил и возможностей (но не духовных, нет!). Но есть в нём и решимость на активные действия во имя защиты собственных взглядов и ценностей, и решительность, и активность, и способность на самопожертвование. И ещё домогаровский Сирано – удивительно АРТИСТИЧНАЯ натура. Этот приём – увидеть и вскрыть для зрителей ЕГО АРТИСТИЧЕСКУЮ НАТУРУ – тоже блестящая находка, позволяющая зрителю сразу же увидеть искреннюю, бескорыстную и благородную в высшем смысле СУТЬ героя и поверить ему. Только один пример для доказательства. Вспомните, КАК мы знакомимся с Сирано. Ему дают блестящие характеристики ждущие его друзья. А он появляется, чтобы СОРВАТЬ СПЕКТАКЛЬ, ИСПОРТИТЬ НАСТРОЕНИЕ АКТЁРУ (представьте, что этот актёр – сам Домогаров!), РАЗОЧАРОВАТЬ И ВОЗМУТИТЬ ПРОИЗВОЛОМ И САМОДУРСТВОМ ПУБЛИКУ. Это, по меньшей мере, нахальный поступок. Возмущён и изгоняемый Монфлёри, предъявляющий де Бержераку претензию в неуважении к Мельпомене и её дому. «Простите Монфлёри, но это же враньё! – отвечает Сирано. – Я ГНАЛ АКТЁРА СКВЕРНОГО СО СЦЕНЫ, КАК ЗРИТЕЛЬ ПОДЛИННЫЙ ВСТУПАЯСЬ ЗА НЕЁ». И это подтверждается дальнейшим сценическим действием: не только неестественностью и напыщенностью Монфлёри с его безуспешными попытками играть «под античность», но и легчайше поданным и мгновенно проявившимся ПОДЛИННЫМ АРТИСТИЗМОМ САМОГО ДЕ БЕРЖЕРАКА. Один за другим следуют несколько спектаклей «игры одного актёра»: сначала варианты самоиздевательств над собственным носом, потом диалоговая игра «кошки с мышкой» – Бержерака с Вальвером, потом поединок-баллада. Это труднейшие места сюжета, требующие сложнейшей актёрской пластики, – и не к чему придраться, смотря на Домогарова и слушая его словесные эскапады! Он покоряет здесь, в этой сцене, сразу и навсегда. Какой актёр Монфлёри может соперничать с ТАКИМ АКТЁРОМ де Бержераком?! Вот откуда бержераковская нетерпимость к псевдоискусству и лжеактёрам (тут можно было бы сопоставить это с нашей театральной современностью и найти символику, но я оставлю это читателям…): он предан подлинному искусству, и собственная одарённость мгновенно позволяет ему отличить фальшь, подделку от НАСТОЯЩЕГО. И он — отличает. И бросается в бой с псевдоискусством, с имитацией искусства, ощущая свою ответственность за святыни и проявляя эту ответственность, беря её на себя. И в этом — оправдание его поступку, более того — зрительское восхищение смелостью, талантом и честным служением подлинному ТЕАТРУ и СЛОВУ.
Артистизм помогает де Бержераку и в сцене с драматическим для него признанием Роксаны, позволяет НЕ ВЫДАТЬ СЕБЯ – в полном соответствии с его внутренней ПОТРЕБНОСТЬЮ ЗАБОТЫ ИМЕННО О ЕЁ СЧАСТЬЕ, а не о своём. А в сцене с де Гишем, которого надо задержать у дома Роксаны, пока совершается обряд бракосочетания, этот артистизм просто фонтанирует! Вот почему так трудна эта пьеса для исполнителя роли Сирано: играть его должен (и сыграть может) только подлинный, великолепный артист, ибо артистизм натуры – здесь в подтексте образа, и без этого артистизма всё рухнет и Сирано превратится в заурядного обманщика, действующего, всего вероятнее, с какими-нибудь корыстными целями (ибо трудно будет зрителю поверить во внутреннее благородство героя), или даже в какое-то подобие шекспировского Ричарда, сопротивляющегося судьбе изгоя и неудачника.
Я не сопоставляю разные актёрские трактовки образа Сирано де Бержерака в постановках советских и российских театров. Но с горячей благодарностью могу вспомнить увиденные на сцене и в телеспектаклях образы этого персонажа, созданные Юрием Соломиным и Георгием Тараторкиным, – на том основании, что они кажутся мне тоже счастливо угаданным и мастерски слепленным (из самих себя!) именно РОСТАНОВСКИМ Сирано. Кстати, Георгий Тараторкин – тоже моссоветовец (это к воспоминаниям о великой истории театра имени Моссовета, в связи с его нынешней юбилейной датой…).
Но вернёмся к Сирано Домогарова в спектакле Хомского.
«Нос судьбе» и получился, и не получился. Трагические последствия сделали бержераковскую жертвенность жестокой ошибкой. Но удар он удержал – до своего финала, до самой гибели.
Прекрасно, с замечательной мерой глубины и вкуса сделана сцена знакомства Сирано с Кристианом, когда Сирано, связанный данным Роксане обещанием, вынужден терпеть «эти все носы» – и периодически взрывается и глушит гнев; замечательна актёрская пластика В ФИНАЛЕ, где легко было скатиться в ложный пафос, в выспренность, – и как поистине трагически звучит эта сцена в исполнении Домогарова, благодаря той же выверенной мере вкуса и глубинному проникновению в суть сюжетного события и в суть внутреннего переживания персонажа… Никакой натяжки в зрительском восприятии не возникает, более того – становится доступным и зрителю весь трагизм чувства и весь смысл внутренней драмы героя.
Спасибо режиссёру и артисту за прекрасного, подлинно ростановского, Сирано. Именно по причине находки и демонстрации зрителю АБСОЛЮТНО ТОЧНО УГАДАННЫХ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ОСНОВ ОБРАЗА СИРАНО «не смотрятся» после этого спектакля Павла Хомского постановки других театров. И зрительские сердца снова тянутся к домогаровскому Сирано де Бержераку, великолепно понятому и так же сыгранному.
Помню прекрасный разбор пьесы и образа своего персонажа, данный Александром Домогаровым в одном из интервью. Помню, как поразилась тогда объёму исторических и чисто литературоведчески-аналитических сведений, изложенных Александром Юрьевичем, как остро ощутила глубину актёрской подготовительной работы, глубину проникновения в драматургический замысел и в образ героя. А ведь, по сути, таков его подход к любой его актёрской работе – будь то театральный образ или кинороль. Как не хватает сейчас именно такого подхода артистов и режиссёров во многих современных постановках! И поэтому хочется ещё раз высказать свою зрительскую признательность создателям ТОГО моссоветовского спектакля: Павлу Осиповичу Хомскому, которого, к сожалению, уже нет с нами; Дмитрию Щербине и Сергею Виноградову, в актёрских работах которых ощутим такой же подход к образу и своим задачам; Ольге Кабо, которой удалось убедительно и блистательно представить нам все три облика своей Роксаны; и, конечно, Александру Домогарову, без таланта и без самоотверженного труда которого не родился бы ни его удивительный Сирано с ярко и выразительно вылепленным, глубоко индивидуальным ХАРАКТЕРОМ, ни весь этот великолепный спектакль!
Годы проходят, но есть в искусстве вершины, которые всегда остаются вершинами…
Г. З. (Лина Яковлева)
© Copyright: Лина Яковлева, 8 марта 2023
Регистрационный номер № 000301688
